Рэнкин наблюдал за ней, прикрыв веки. Его губы казались слишком полными и чувственными для мужчины, но теперь она знала, что они способны доставить женщине неизъяснимое наслаждение. Уголки его рта слегка изогнулись вверх, лицо озарилось улыбкой, которая казалась немного насмешливой.

— Ты красивая женщина, Рейчел, — хрипло произнес он. — Очень красивая женщина.

Рэнкин разделся, и Рейчел, наблюдая за ним со смешанным чувством смущения и восхищения, увидела, что классическая красота его лица подчеркивалась совершенством его тела. А затем он лег на кровать рядом с ней и принялся умело и нежно ласкать ее.

Рейчел почувствовала, что ее тело откликается на его ласки, и все усиливающееся желание заглушает все опасения. В конце концов, ей уже двадцать четыре. По ночам она часто терзалась от сильных, почти болезненных желаний А теперь она узнает, что значит быть женщиной. Настоящей женщиной!

Руки Рейчел помимо ее воли, будто они принадлежали кому-то другому, принялись гладить его тело, то касаясь с легкостью крыльев бабочки, то стискивая с такой силой и бесстыдством, которым бы она сама не поверила, если б в этот момент не была настолько захвачена нахлынувшими на нее новыми ощущениями.

— Прошу тебя, Эвелл. Пожалуйста, люби меня, — хрипло прошептала она. — Я хочу тебя прямо сейчас.

Он перекатился наверх, а затем вошел в нее. Когда его плоть проникла в нее, Рейчел почувствовала резкую короткую боль, но это ощущение быстро растворилось в наслаждении, таком сильном, что она не удержалась от крика Движения Рэнкина подчинялись несложному ритму, и она почувствовала, что ее тело отвечает ему в своем собственном, все убыстряющемся темпе, пока, наконец, содрогнувшись всем телом, она не ощутила вспышку наслаждения где-то внутри себя, полностью заглушившую все остальные чувства и исторгнувшую стон из ее горла. Она была настолько поглощена своими ощущениями, что почти не заметила неистового экстаза Эвелла.

Некоторое время она лежала под ним, ощущая на себе его вес и наслаждаясь тем, что держит в объятиях мужчину.

Все это было очень приятно, хотя, кажется, чего-то не хватало — возможно, нежности. А может быть, она слишком многого ждала. Эвелл Рэнкин был настоящим мужчиной, а все известные ей мужчины, за исключением отца, презирали нежность, считая ее чисто женским чувством.

Она провела ладонью по его плечу, и он снова поцеловал ее, на этот раз грубее, затем перекатился на бок и вытянулся рядом. Оба молчали, и слышно было лишь их еще не успевшее успокоиться бурное дыхание.

— Ты считаешь меня безнравственной женщиной, Эвелл? — неожиданно спросила она.

Рэнкин приподнялся на локте, удивленно вскинув бровь.

— Нет. Разумеется, нет. Что заставило тебя задать такой вопрос?

— Мне понравилось то, что мы делали. У меня не хватает слов выразить, какое удовольствие я получила.

— Я тоже получил удовольствие, — сказал он, слегка пожимая плечами. — Именно в этом и заключается смысл.

— Но женщины не должны наслаждаться этим. Рэнкин цинично улыбнулся и коснулся губами ее лба.

— Что за глупости, — пренебрежительно произнес он. — Я никогда бы не женился на женщине, которая не получает удовольствия от того, чем мы только что с тобой занимались.

«Женился? Неужели он предлагает мне выйти за него замуж?» — удивилась Рейчел. Однако не решилась вслух задать ему этот вопрос, поскольку не знала, каким будет ответ.

И главное, она даже не знала, что ей хочется от него услышать.

Глава 6

Стоял дождливый день в конце лета. И дождичек был не легкий, а настоящий ливень, какой бывает раз в году на Великих равнинах обычно в начале сентября. За двадцать четыре часа на прерию выливается воды больше, чем за предыдущие четыре месяца.

Ливень начался сразу после наступления темноты и застиг Хоуки Смита на открытом пространстве, где не было никакого укрытия, чтобы спрятаться. Капли дождя, словно дробинки, барабанили по его лицу, и хотя он плотно завернулся в плащ и расправил поля шляпы, все было бесполезно.

Хоуки преследовал стадо бизонов. Он находился в двадцати милях от нового «Конечного пункта» и в сорока милях от поселка, который теперь получил название Коннерсвилл — в память бывшего начальника строительства Миллера Коннерса, убитого здесь.

За последние два месяца Хоуки пару раз наведывался в Коннерсвилл и в каждый свой приезд издали видел Рейчел Боннер. Она работала в «Паровозном депо», а Хоуки в нынешних обстоятельствах предпочитал держаться подальше от таких заведений. Поэтому ему не представлялось возможности поговорить с ней. Учитывая ненасытную потребность железной дороги в мясе, он надеялся, что благодаря удачной охоте на большое стадо бизонов он заработает достаточно денег, чтобы на законных основаниях поужинать в ресторане.

Беда, однако, состояла в том, что бизоньи стада все труднее было обнаружить, и в своих поисках ему приходилось забираться далеко в глубь прерий. Именно поэтому он очутился здесь, вдали от железной дороги, в самом центре бушующей грозы.

Ослепительная вспышка молнии прорезала небо, и в ярком белом свете Хоуки увидел впереди индейские вигвамы. Кто в них? Отряд охотников, которые сочтут его присутствие нежелательным? Или дружественно настроенные индейцы?

Хоуки очень надеялся, что там окажутся друзья, предложат ему поесть и переночевать в сухом месте. Но если индейцы настроены враждебно… Что тогда? Правда, в данный момент он не представляет для них никакой опасности — не стреляет в бизонов, и с ним нет вооруженных людей. «Худшее, что они могут сделать, — решил Хоуки, — это прогнать меня. Вряд ли они посчитают доблестью захватить грозовой ночью одинокого, промокшего до костей бледнолицего».

— Давай, лошадка, — сказал он. — Поедем туда, где нам дадут чего-нибудь поесть и выделят сухое место, где можно поспать, — я надеюсь.

Вспышка молнии осветила индейский поселок, и Хоуки заметил на одном из вигвамов синюю эмблему, которую невозможно было не узнать, — лошадь и копье. Он широко улыбнулся: это был личный тотем Предназначенного-для-Лошадей.

— Эй, в лагере! — крикнул Хоуки на языке сиу. — Друг нуждается в помощи!

Пологи нескольких вигвамов открылись, и он заметил теплое мерцание костров внутри, уловил густой аромат похлебки из бизоньего мяса.

— Кто говорит на нашем языке? — откликнулся низкий голос.

— Это я, Копье-в-Боку, — ответил Хоуки. — Я приехал повидаться со своим старым другом Предназначенным-для-Лошадей.

— Хо, Копье-в-Боку! Иди сюда, друг мой. Я здесь! Полог одного из вигвамов раскрылся еще шире, и Хоуки увидел в проеме фигуру высокого осанистого человека, приветственно размахивающего рукой, показывая, что он может войти.

— Где табун? — спросил Хоуки.

— Не утруждай себя, Копье-в-Боку. Моя дочь привяжет твою лошадь.

— Твоя дочь? Резвая Лань? Но она еще слишком молода для такой работы.

— Хо, подожди, пока не увидишь ее! — сказал Предназначенный-для-Лошадей.

Из вигвама выскользнула тень и торопливо побежала под дождем к лошади Хоуки. Резвая Лань оказалась гибкой девушкой ростом по плечо Хоуки. Не говоря ни слова, она взяла его лошадь и повела в загон. Хоуки нырнул в вигвам, радуясь, что наконец спрятался от дождя.

— Рад видеть тебя, друг, — сказал Предназначенный-для-Лошадей. Это был высокий, чуть выше Хоуки, индеец с широкими плечами и мощной грудью. Он положил руку на плечо друга.

— Мне тоже приятно встретиться с тобой, дружище, — ответил охотник на бизонов. Он не знал, сколько лет индейцу, но полагал, что тот на несколько лет старше его.

В центре вигвама горел огонь, почти весь дым от которого уходил в отверстие в потолке. Но все же немало его скопилось внутри вигвама, и у Хоуки уже начинало щипать глаза, першить в горле и груди. Он знал, что скоро привыкнет. Ни Предназначенный-для-Лошадей, ни остальные в вигваме, казалось, ничего не чувствуют.

Хоуки огляделся. Огонь отбрасывал неяркий красноватый свет, даже тусклый от дыма, и в вигваме было очень темно. Но охотнику удалось разглядеть жену хозяина. Тихую Речку, и спящего в колыбели младенца.